За предыдущей дверью меня ждали несколько заботливых и понимающих людей. Если бы не они, я скорее всего оказалась бы в школе для детей с задержкой развития. Мне вспоминаются слова отца: «Что ж, Темпл поставила рекорд: ухитрилась провалиться почти по всем предметам. Что делать? Может быть, ей действительно будет лучше во вспомогательной школе?» Но мама, да будет она благословенна, встала на мою защиту. А потом мистер Брукс, учитель психологии, задал мне загадку Комнаты Иллюзий — и я заинтересовалась школьными предметами, по крайней мере, настолько, насколько нужно было для разрешения этой задачи. Подлинным спасителем стал для меня другой учитель, мистер Карлок. Его интересовали не ярлыки, а скрытые способности учеников. Даже директор сомневался, смогу ли я окончить старшую школу. Но мистер Карлок верил, что в каждом человеке заложено стремление к совершенству. Он направлял мои навязчивые увлечения в конструктивное русло.

Он не пытался вытащить меня в свой мир, а вместо этого сам входил в мой.

Он, кажется, понимал, что мне прежде всего необходимо понимание и признание. Он принимал меня такой, как я есть, и я глубоко доверяла ему. Объясняя мне символический смысл Комнаты Иллюзий, он сказал: «Темпл, вещи не всегда таковы, какими кажутся». Эти слова привели меня в ярость: следуя аутистической логике, я видела весь мир в черно-белых красках и не признавала никакой неясности. Каким я вижу предмет, таков он и есть. Я не признавала компромиссов. Хотя я активно участвовала в общественной жизни школы, но моя резкость часто обижала соучеников. Мистер Карлок не читал мне нравоучений; своим собственным поведением он ненавязчиво помог мне понять, что я постоянно завидую окружающим и стремлюсь их превзойти. Он научил меня широкому взгляду на мир и терпимости, которой мне, из-за моего аутизма, недоставало.

Заметив, что мое символическое мышление ориентировано на философские категории, мистер Карлок начал давать мне философские книги. Однажды он сообщил:

— Темпл, ты стала лучше говорить! У тебя уже не такой монотонный голос.

Не монотонный? Я размышляла об этом несколько дней и наконец поняла, что стала более восприимчива к другим людям — поэтому изменился и голос. Мне больше нет нужды защищаться от мира сухой невыразительной интонацией.

Много лет спустя, узнав, что моя речь все еще отличается от речи обычного человека, я была потрясена. Я не замечала в своем голосе ни спотыкающихся интонаций, ни бесцветности. Возможно, моим родителям следовало бы обратить внимание не столько на психотерапию, сколько на речевую терапию. Быть может, работа с магнитофоном больше, чем копание в глубоких тайнах подсознания, помогла бы мне найти свое место в жизни. Если бы хоть один психолог оставил в покое проблемы моего бессознательного и вместо этого занялся речью! А ведь я иногда замечала, что людям неприятно со мной разговаривать, но не понимала почему.

Мистер Карлок стал для меня учителем, другом, человеком, которому я доверяла свои секреты. Однажды одноклассница сказала мне: «Ты не привлекаешь мальчиков, Темпл. В тебе нет сексапильности». Я, рыдая, повторила эту фразу мистеру Карлоку.

Он не стал надо мной смеяться, не заявил, что все это чепуха. Вместо этого он сказал:

— Темпл, ты яркий, одаренный человек, а это гораздо важнее простой «сексапильности». Когда ты вырастешь, то будешь привлекать окружающих не только физически, но и интеллектуально.

Так мистер Карлок вернул мне уверенность в себе. Благодаря ему, другим учителям, влюбленным в свое дело, а особенно маме, безгранично верившей в меня, я начала учиться. Успехи мои оставались весьма скромными, но впервые в жизни я действительно хотела учиться. И мистер Карлок поддерживал меня, живо откликаясь на каждый мой успех.

Каннер провел исследование 96 аутичных детей. Он обнаружил, что 11 из них, добившиеся успеха во взрослой жизни, в подростковом возрасте пережили внешне не мотивированное изменение в поведении. «В отличие от большинства аутичных детей, — пишет Каннер, — они смогли трезво отнестись к своим особенностям и начать сознательную работу над своими недостатками».

Мистер Карлок почувствовал, что я готова к переменам и саморазвитию, и своей заботой и вниманием помог мне двинуться вперед.

В первый год обучения в старшей школе я отправилась на лето в Аризону, на ранчо к тете Энн. Она тоже очень мне помогла.

Сперва, когда мама предложила провести каникулы у тети, я не хотела ехать. Помимо всего прочего, до сих пор я покидала школу только несколько раз, уезжая домой на выходные. Такова была стандартная практика «Горной страны». Мистер Питерз, директор школы, понимал, что постоянная, неизменная обстановка не только благотворна, но и необходима для его учеников. Поездка на ранчо заставит меня приспосабливаться к совершенно новым условиям, не говоря уж о путешествии через всю страну, встречах с новыми людьми, новыми местами, незнакомыми ситуациями... Все это могло вызвать у меня новые нервные приступы.

Со своими приступами я могла справляться двумя способами: либо уходить во внутренний мир и стараться минимизировать любые внешние стимулы, либо «вышибать клин клином» — бросаться в поток ошеломляющих впечатлений. Я помнила, как успокоила меня и помогла расслабиться гиперстимуляция на «Сюрпризе», в парке отдыха. Мощный наплыв тактильных и вестибулярных стимулов преодолел мое стремление избегать любых раздражений. Сопротивляться этому я не могла. Затем некоторое время я чувствовала себя спокойно — но очень недолго. На ранчо не было «Сюрприза», зато там были лошади, на которых можно скакать до изнеможения, и тяжелый физический труд.

На ранчо я надоедала всем разговорами о Комнате Иллюзий. Снова и снова рассказывала я тете Энн, как хитро у нее устроены углы, как я боролась с этой загадкой и как наконец мистер Брукс дал мне книгу по психологии с подробным, все объясняющим чертежом. Хотя мои картонные модели и не позволили достичь окончательного результата с каждым разом я подходила к разгадке все ближе и ближе. Получив чертеж, я изучила его и сделала миниатюрную модель Комнаты Иллюзий из фанеры.

Я эмоционально «застряла» на своих поисках и успехе и повторяла эту историю снова и снова. Тетя Энн была добра и терпелива: она меня слушала, хотя, должно быть, ее немало утомляло это бесконечное повторение одного и того же.

Как и мистер Брукс, она старалась направить мои навязчивые идеи на что-то конструктивное. По ее просьбе я починила изгородь, перекрыла крышу насосной будки; наконец, не раз помогала ей заводить быков и коров в станок для скота — приспособление, которое удерживает животных во время клеймения, вакцинации или кастрации.

Физический труд успокаивал мои нервы и смягчал приступы. Но самое неизгладимое впечатление произвела на меня работа со станком для скота. Корову или быка заводили в это устройство так, что наружу высовывалась одна голова — словно у средневекового преступника, выставленного на публичное поругание. У станка были стальные и деревянные боковые панели, соединенные внизу в форме буквы V . Когда животное оказывалось внутри, а его голова — в отверстии снаружи, человек тянул за веревку, и панели начинали сдвигаться, пока наконец корова не оказывалась прочно зажатой между ними. Теперь она не могла ни сопротивляться ни выскочить наружу. На моих глазах взволнованных, отчаянно мычащих коров одну за другой заводили в станок — и через несколько минут давления перепуганные животные успокаивались. Почему? Может быть, не грубое, но достаточно сильное давление успокаивало перевозбужденные коровьи нервы? А если так, быть может, такое же давление поможет и мне?

Часами я наблюдала, как испуганные и взвинченные до предела животные, почувствовав давление деревянных стенок станка, прекращали мычать и биться. Наконец я попросила тетю Энн позволить испытать станок для скота на себе. Отрегулировав высоту отверстия для головы так, чтобы оно соответствовало моему росту, я встала на четвереньки и забралась в станок. Энн потянула за веревку, сдвигающую панели, и вскоре я ощутила сильное давление стенок. Обычно я избегала подобных ощущений — начиная с далекого детства, когда выскальзывала из объятий доброй толстой, приторно пахнущей тетушки. Но выскользнуть из станка было невозможно. Я не могла избавиться от давления — оставалось только прекратить сопротивление и отдаться своим чувствам. Эффект оказался одновременно стимулирующим и расслабляющим. Но главное — что всегда очень важно в отношении аутизма и чего я не могла добиться в случае с тетушкой, — мои ощущения были под контролем! Я могла отдавать тете Энн указания, и она усиливала или ослабляла натяжение веревки. Так я обнаружила, что станок действительно может мне помочь, и, как того следовало ожидать, со всем пылом отдалась этому новому увлечению.

По окончании каникул тетя Энн написала маме:

...Как ты знаешь, я ожидала прибытия Темпл на ранчо со смешанными чувствами радости и тревоги. Ты рассказывала мне, что она то и дело «западает» на какую-то идею и в такие моменты не способна говорить ни о чем другом. Слышала я и о том, что на чрезмерно строгие запреты она отвечает бурными вспышками гнева. Последнего мне видеть не пришлось — ведь я не вижу смысла ни в каких запретах, кроме тех, которые диктует нам рассудок и здравый смысл. Ты говорила, что Темпл большая мастерица — вот это точно! Мне поистине с ней повезло: у меня-то, как ты знаешь, вечно все из рук валится, и ранчо за последние годы пришло просто в плачевное состояние из-за недостатка умелых рук. А Темпл работает охотно и с радостью. По ее просьбе я купила кожу и набор серебряных бусинок; Темпл сделала для лошадей сбрую, украшенную серебром. Наши ребятишки хотели увидеть «настоящее родео» — Темпл бесстрашно взяла на себя роль судьи и распорядителя и отлично с этой ролью справилась. Мы отчаянно нуждались в воротах, таких, которые можно было бы открывать, не выходя из машины; Темпл сконструировала модель из спичек и ниток, затем промерила высоту и ширину, рассчитала вес и построила ворота, открывающиеся из машины с помощью веревки. Если потянуть за веревку, они открываются, держатся открытыми некоторое время, а затем под действием собственной тяжести захлопываются снова.

Чтобы не захвалить совсем твою дочку, скажу, что в одном ты была права: ее действительно невозможно отвлечь от любимой темы. Темпл мыслит символами: найдя символ, на который можно, так сказать, перенести вес своих тревог и сомнений, она говорит уже только об этом. Историю о двери, ведущей на путь новых достижений и открытий, я слышала столько раз, что уже, наверно, выучила наизусть. Несколько раз я пыталась прервать Темпл посреди рассказа. Она безропотно меня выслушивала, а затем продолжала ровно с того места, на котором остановилась. Конечно, слушать ее довольно утомительно; но, право, в остальном Темпл была так умна, понятлива и всегда готова помочь, что ради этого стоило порой потерпеть скуку.

Станок для скота, о котором ты уже, несомненно, слышала, стал для нее символом, примиряющим два противоположных стремления: желание подчиниться тактильному воздействию и наслаждаться им и, в то же время, нежелание принимать такое воздействие от окружающих — даже от тебя, родной матери, а тем более от «толстой тетушки». Я не сразу поняла, почему Темпл так увлеклась этим станком. Скажу честно, мне пришлось пережить немало неприятных минут, когда Темпл забиралась в эту штуку, явно наслаждаясь своими ощущениями, а я стояла рядом и мучительно соображала, что же сказать, если здесь появится кто-ни-

будь из работников и спросит, чем это мы занимаемся. Но, даже не понимая, что означает для Темпл станок, я видела, что этот символ очень важен для нее и помогает ей найти решение своих проблем. Именно поэтому я — за станок. Если Темпл соорудит такое же устройство для себя — прекрасно. Я не вижу в этом ничего болезненного; это просто один из способов, которыми ее необычный мозг решает свои необычные проблемы.

Я верю в ум и способности Темпл — их нужно просто направить на конструктивный путь — и горжусь тем, что в ее продвижении есть, возможно, и моя небольшая заслуга. Придет день, когда я смогу гордо сказать: «А ведь я знала ее еще ребенком!..»

С любовью,

Энн Бречин

В школу той осенью я вернулась с новым навязчивым увлечением. Мистер Карлок направил его в конструктивное русло. По его совету я сколотила из фанеры первый собственный станок.

Мои труды вызвали озабоченность у школьного психолога. Разговор со мной он начал так:

— Ну, Темпл, я еще не решил, что для тебя символизирует это фанерное чудище — материнское чрево или гроб... —Ни то, ни другое, — ответила я. Он поерзал в кресле, затем наклонился ко мне, словно хотел поделиться каким-то секретом.

Часто, сидя в Вороньем Гнезде, я задавала себе этот вопрос, связывая его со всей своей судьбой. Что бы ни готовило для меня будущее, я знала, что мне предстоит пройти через маленькую деревянную дверцу — символ спасения, радости и любви. Дверь. Дверь. Моя дверь. Что встретит меня за дверью, зависит только от меня самой. Мне нужно поверить в себя — тогда и другие в меня поверят.

Однако меня одолевало немало тревог, и многие из них касались секса. Я пыталась не обращать внимания на подобные проблемы, делать вид, что их не существует, но это не очень-то удавалось.

Находясь в станке, я много раз испытывала приятные, незнакомые ранее ощущения — это наводило меня на размышления о любви. Ребенком я мечтала об уютной норке в три фута длиной и три высотой.

— Темпл, у нас нет проблем с самоидентификацией, а? Мы ведь не считаем себя коровой или кем-то подобным?

—А вы не считаете себя сумасшедшим или кем-то подобным? Разумеется, я не считаю себя коровой! А вы?

К концу разговора у психолога совсем опустились руки.

— Ты ведешь себя странно, Темпл, очень странно, — заявил он. — Персонал «Горной страны» старается проявлять к тебе терпение и понимание. Но эта фанерная коробка переходит все границы! У меня нет выбора: я обязан поставить твою мать в известность о твоем поведении и сообщить ей, что я думаю по этому поводу.

Психиатры также сочли мое увлечение странным болезненным и недопустимым. В конце концов они попытались отобрать у меня станок — что, естественно, только усилило мои нервные приступы. Объединенными усилиями персонал убедил и маму, что использование станка приносит мне вред. Станок стал для нас предметом постоянных споров; тогда-то я твердо решила доказать, что это приспособление способно оказывать расслабляющее действие не только на меня. Что оно — не фантом моего больного воображения, что это действительно полезная штука, которая может помочь и другим. В первый раз в жизни (если не считать истории с Комнатой Иллюзий) я почувствовала, что должна учиться — учиться ради достижения какой-то реальной цели. Я должна выяснить: почему станок успокаивает испуганных коров и помогает мне снять нервное возбуждение?

Мой станок, наконец построенный, стал воплощением этой норки из детской мечты. Порой я боялась, что станок обретет надо мной власть, что я уже не смогу без него жить. Но затем поняла, что это всего лишь устройство, сколоченное из обрезков фанеры. Дело не в нем, а в моих мыслях и чувствах. Те же чувства я могу испытать и без станка. Мысли рождаются не в станке, а в моем мозгу.

Станок позволял мне почувствовать себя ближе к родным и друзьям — маме, мистеру Питерзу, мистеру Бруксу, мистеру Карлоку и тете Энн. Разумеется, станок — всего лишь механическое устройство, однако он помог мне преодолеть барьер тактильно-защитного поведения. Благодаря ему я ощутила любовь и заботу этих людей и научилась выражать свои чувства к самой себе и окружающим. Как будто отворилась дверь, за которой все эти долгие годы скрывались мои эмоции!

Первый построенный мною станок был в точности скопирован с устройства, виденного летом на ранчо. Чтобы запереться в нем, а затем выбраться наружу, мне требовалась помощь со стороны. Понятно, что в школе это было не слишком удобно. И тогда я решила построить модель, с которой можно было бы управляться в одиночку. Станок не только помогал мне выражать свои чувства; я не позволяла себе залезать в станок, пока не сделаны все домашние задания, — таким образом, он выступал в роли награды.

Наконец настал день, когда передо мной открылась первая из многочисленных дверей. Последний школьный день! Мне выпала честь произнести речь — одну из речей на торжественном собрании по случаю окончания школы.

Речь на выпускном торжестве 12 июня 1966 г.

В жизни каждого человека наступает время, когда он прощается с детством и открывает дверь, ведущую к самостоятельной жизни. Три года назад я впервые серьезно задумалась о себе и своем будущем. На пятом этаже нашего нового главного здания есть смотровая комната, называемая Вороньим Гнездом: из ее окон открывается вид на окрестности. Однажды, возвращаясь после ужина к себе в комнату, я заметила прислоненную к стене лестницу и, взобравшись по ней, попала в смотровую. Сквозь заледенелое окно я смотрела в снежную, ветреную ночь и понимала, что наконец нашла место, где смогу остаться наедине со своими мыслями и в мире с самой собой. Там я начала думать о своем будущем — о том, что будет со мной после окончания школы. Деревянная дверца, ведущая на крышу, оказалась для меня символом шага в будущее. На крыше, думалось мне, нет ни начальников, ни надзирателей — там я сама отвечаю за себя.

Чтобы открыть свою дверь, человек должен обрести зрелость, т. е. научиться отвечать за себя и принимать вызовы, которые бросает ему окружающий мир. Он должен верить в себя и в других. В жизни много ситуаций, когда без доверия к окружающим не обойдешься. Не стоит жить в страхе, постоянно опасаясь какого-то подвоха с чужой стороны. Вера всегда побеждает страх.

Этим летом я работала на ранчо у тети в Аризоне и встретилась лицом к лицу с природой. Я чувствую, что именно тогда и прошла через свою дверь. На ранчо я была в собственной лишь власти. А через дверь я прошла так. Я попросила тетю, чтобы она помогла мне забраться в станок для скота, где я стану совершенно беспомощна и никак не смогу оттуда выбраться. Мне надо было поверить в нее, поверить, что она — мой друг, что она не уйдет и не оставит меня в станке. Я шла к станку по узкой тропинке, и мне все сильнее хотелось повернуться и убежать, пока его стальные стенки не сдавили меня. Но я должна была спокойно двигаться вперед, не кричать и не пытаться вырваться, даже когда вокруг моей шеи сомкнется металлическое ярмо. Я знала, что стою на пороге своей двери и повернуться и убежать будет теперь трусостью.

Я шагнула внутрь. Стенки станка сомкнулись, и меня охватило паническое желание вырваться наружу. Однако я подавила страх и не стала кричать или стучать в стенки. Когда я пришла в себя и смогла спокойно попросить, чтобы меня выпустили, тетя Энн потянула за веревку — и я оказалась на свободе. Еще до этого я поняла, что если человек хочет получить нечто действительно стоящее, что бы это ни было, он должен приложить усилие, и оно окупится сторицей.

Кроме того, пройти через ту дверь означало для меня взяться за работу и начать хорошо учиться. Перешагнув тот порог, я смогла двинуться к успешному окончанию школы. Обучение в школе — словно путь вверх по лестнице, ведущей к двери на небеса. Каждая хорошая оценка — еще одна ступень на пути к вершине. Можно сказать, что я поднималась по лестнице, ведущей на пятый этаж. Я стояла внизу и не понимала, как же доберусь до самого верха. Затем — начала подниматься, медленно, шаг за шагом преодолевая ступени, пока наконец не прошла свой путь до конца. Я стояла на пороге перед закрытой дверью — и знала, что смогу сделать это. Я смогу окончить школу и вступить в новую жизнь.

Сегодня я стою на верхней ступеньке лестницы: передо мной новая дверь, которая ведет в будущее. Теперь более, чем когда-либо, я чувствую, что не смогла бы одолеть этот подъем, если бы доброта и любовь мистера и миссис Питерз не поддерживали меня на подобном пути. Я знаю, что всегда буду благодарна им и не забуду о них, начиная следующий подъем. Переступая свой символический порог, я вспоминаю слова из прекрасной песни группы «Карусель»:

«На своем пути ты никогда не будешь один!»

Сейчас больше, чем когда-либо, я понимаю, что здесь, в школе «Горная страна», никогда не была одна. Я благодарю не только учителей и персонал школы, но и всех моих родных и друзей.

Глава 8
Переступить порог

После окончания школы «Горная страна» я снова отправилась на ранчо к тете Энн. Я вернулась в знакомые места, к знакомым людям, где выполняла знакомую работу, — мне было хорошо и спокойно, и ничто меня не тревожило. Вскоре после прибытия я получила письмо от мамы:

Дорогая Темпл!

Рада узнать, что у кобылы тети Энн родился жеребенок. Погладь его от меня. Должна заметить, клеймение, судя по твоему описанию, — весьма неприятная процедура. Думаю, я бы с этим не справилась.

Знаешь, я много думала о нашем с тобой разговоре о любви, помнишь? Я спрашивала себя, возможно ли вообще объяснить на бумаге, что такое любовь. Мне кажется, любовь проявляется прежде всего в стремлении к развитию и совершенствованию — касается ли это любимого человека или отношения к какому-то предмету. Прежде всего каждый хочет развиваться сам и для этого создает разные символы. Вспомни свой станок. Вначале ты использовала его, потому что скучала и тосковала по ранчо. Затем, когда ты вложила в него собственные силы, он начал восприниматься как символ зрелости, которую ты обрела на Западе, — символ шага за порог. Желание расти — это и есть любовь к себе, к лучшей части себя. Для тебя эта любовь символизируется станком (так же, как и потребность в физических проявлениях любви). Научившись любить себя, человек распознает тот же инстинкт в других и хочет помочь им, чтобы они тоже научились расти и перешагнули свой порог. Когда человек вкладывает силы в чье-то развитие, этот «кто-то» или это «что-то» начинает отчасти как бы принадлежать ему — так возникает привязанность. Ты чувствуешь ранчо своим, потому что работала на нем. Так же и я чувствую своим наш дом, потому что здесь трудилась. Нам было бы невыносимо видеть, как гибнут эти места, потому что мы их любим. Точно так же в людях возникает привязанность друг к другу. Я люблю тебя, потому что в тебя вложена очень большая часть меня, и хочу, чтобы ты росла и развивалась. Но что ты чувствуешь ко мне?

Здесь есть разница. Люди — существа одушевленные и способные на отклик.

Неодушевленные предметы не могут поговорить с тобой или тебя обнять. Все, что в них есть, — грубая материя, наша энергия и воображение. Единственное их значение — то, которое мы в них вкладываем. А человек — не символ для личного пользования, не воплощение наших стремлений и усилий; он — живой и отвечает нам. И его ответ не всегда нам нравится. Быть может, он реагирует совсем не так, как мы ожидали. Однако у человека есть душа — душа, в которую, как и в нашу душу, заложено стремление к совершенству. Каждый человек уникален, как ты и я. За все эпохи существования мира на свет не появится двух одинаковых людей. То же самое, возразишь ты, можно сказать о снежинках или о котятах; но в уникальности человека кроется нечто большее. Мы умеем мечтать и стремиться к цели. У меня и у тебя есть своя мечта о совершенстве; мы делимся друг с другом своими мечтами и учимся друг у друга, вместе трудимся над исполнением своих желаний — вот так и возникает привязанность. Мы не только любим, но и любимы в ответ. Неодушевленные предметы не могут тебя любить, любовь животных очень ограниченна, но люди способны глубоко привязываться друг к другу. Любовь — не только то особое чувство между мужчиной и женщиной, которое чаще всего именуют этим словом. Бывает, что ты просто интересуешься другим человеком, прислушиваешься к его мнению, учишься у него, и вдруг понимаешь, что он тебе небезразличен, и что, случись с ним что-нибудь, тебе станет горько и одиноко...

Милая мама! Добрая, любящая, неизменно деликатная... Но я понимала, что она имеет в виду, говоря о принципиальных различиях между котенком или снежинкой и человеком: мама никак не могла примириться с моим станком. Школьные психологи немало потрудились, убеждая ее, что станок — вредная и опасная штука. Возникшее между нами разногласие еще более побуждало меня искать доказательство того, что станок может помочь и другим людям. Такая помощь возможна, полагала я, это не просто моя болезненная выдумка. Это — реальность!

В начале осени, вскоре после возвращения с ранчо, я поступила в колледж. Вечно буду благодарна тем, кто выбрал для меня маленький колледж! В большом университете, среди множества зданий и тысяч студентов, я бы просто потерялась. Здесь же я скоро заслужила репутацию лучшего в кампусе «взломщика» (не раз мне приходилось открывать двери для друзей, забывших ключи), а со временем у меня появились близкие друзья.

По счастью, колледж находился недалеко от школы «Горная страна». Мистер Карлок, мой вечный спаситель, всегда был рядом и подбадривал меня. Когда я рассказала ему об утомительных спорах с психологами и с мамой из-за моей пресс-машины, он дал мне мудрый совет:

— Сделай так: построй новую модель и проведи серию экспериментов на своих товарищах-студентах. Подобным образом мы и выясним, в самом ли деле эта штука оказывает расслабляющее действие, или это тебе только кажется.

— Отлично. С чего начнем? — отозвалась я. — Начнем с тебя, Темпл, — твердо ответил мистер Карлок и тут же улыбнулся. — Если хочешь доказать свою теорию, тебе придется серьезно заняться математикой, почитать научные статьи в библиотеке и произвести кое-какие исследования.

Я последовала его совету и много дней провела в библиотеке, где копалась в каталогах и ломала голову над сложными статьями в технических журналах. Каждые субботу и воскресенье мистер Карлок открывал для меня свою мастерскую — там я работала над пресс-машиной.

Он пробудил во мне интерес к науке и направил мое увлечение в конструктивное русло. Теперь я часами сидела в библиотеке, просматривая всё, что могла найти, о том, как воздействие на один сенсорный канал может влиять на восприятие через другие сенсорные каналы. К своему удивлению, я обнаружила, что существует целое научное направление, занимающееся так называемым сенсорным взаимодействием. Разумеется, мои студенческие работы вскоре были посвящены именно сенсорному взаимодействию и описанию экспериментов с пресс-машиной. Результаты экспериментов показали, что стимуляция давлением влияет на слуховой порог.

После долгих трудов и поисков на свет появился АКВОНС: Аппарат Контролируемого Воздействия на Нервную Систему. Это устройство с панелями, обитыми войлоком, выглядело «кадиллаком» по сравнению с моим первым «спартанским» станком. Но преподаватели и психологи в колледже, воспитанные на фрейдистской школе мышления, не видели в моей пресс-машине ничего, кроме отражения неких сексуальных комплексов. Это заставляло меня чувствовать какую-то непонятную вину.

Однако я видела, что на практике моя машина не так уж плоха. В колледже я сделала большой шаг вперед в установлении общения с людьми и полагала, что обязана этим прорывом своей незаслуженно опороченной пресс-машине. Благодаря ей я научилась мягкости и сочувствию, смогла понять, что мягкость и слабость — не одно и то же. Постепенно я обретала навыки чувствования.

Два исследования аутичных взрослых с высоким уровнем развития интеллекта показали, что главным их недостатком была неспособность к сопереживанию. Один из них прямо написал, что окружающие ему не нужны и не интересны. Другие молодые люди, вышедшие из состояния выраженного аутизма, также испытывали трудности в отношениях с людьми. Один из них написал: «Я был тем, что называется „бесчувственный", — не умел ни принимать, ни дарить любовь. Я отталкивал от себя людей и отвергал их симпатию. И сейчас отношения с окружающими остаются для меня проблемой. Вещи нравятся мне больше людей; заботиться же о других людях мне совсем не хочется». Джулз Р. Бемпорад из Медицинской школы в Гарварде так описывает одного аутичного взрослого: «Порой кажется, что Джерри способен интеллектуально осознать, что чувствуют другие, но бессознательно поставить себя на место другого он не может».

Мягкое давление пресс-машины постепенно учило меня сопереживать окружающим. Я писала в дневнике: «Детей следовало бы учить быть мягкими. Меня не научили этому вовремя — приходится наверстывать теперь. Пресс-машина дает мне такое чувство, как будто мама держит меня на руках, ласкает и баюкает... Мне трудно об этом писать, но рассказать о своем чувстве значит признать его существование».

Эксперименты на детенышах обезьян показали, что малыш, не получавший в детстве достаточно ласки, с возрастом оказывается менее способным к привязанности. Похоже, любить можно научиться только если любят тебя. Исследования на животных показали также, что приятная тактильная стимуляция вызывает в центральной нервной системе определенные биохимические изменения. Возможно, регулярное использование пресс-машины помогло бы мне избавиться от биохимических нарушений, от которых я страдала, будучи лишена приятной тактильной стимуляции в раннем возрасте. Возможно также, что холодность и сухость аутичных взрослых напрямую связана с тем, что, будучи детьми, они избегали объятий и вообще внешних проявлений любви со стороны взрослых. Однако я подчеркиваю, и готова подчеркивать снова и снова: пресс-машина ни в коем случае не может считаться панацеей для всех аутичных детей!

Новый станок сдавливал меня более мягко, однако сопротивляться ему было невозможно. Мягкое давление оказывало большее воздействие. Благодаря привычке преодолевать первоначальный дискомфорт при использовании станка и еще более благодаря тому, что в станке я всегда контролировала силу давления, я наконец научилась терпеть короткий физический контакт с людьми: пожимать руку или не отшатываться, когда меня хлопали по плечу.

Хотя я и понимала все выгоды станка, но по-прежнему боялась его. Окружающие видели в моей машине какой-то сексуальный подтекст, и это меня смущало. Однако вскоре я поняла, что переношу на машину другие свои страхи — более серьезные и реальные. Я поняла, что хотя психологи и ищут в моей машине сексуальный смысл, на самом деле она «никак не виновата» в моих мыслях и фантазиях. Станок просто помогает мне осознать и выразить мои сокровенные стремления: он не более ответствен за мои мысли, чем проигрыватель — за музыку, записанную на пластинке.

Я чувствовала, что если сумею доказать полезность станка другим, то и сама крепче поверю в свои силы. Станок позволял мне заглянуть глубоко внутрь себя; я больше не ощущала необходимости защищаться от него или как-то рационализировать свои чувства. С раннего детства я мечтала о «волшебной» машине, приносящей покой. И даже в том раннем возрасте догадывалась, что моя машина — какой бы она ни была — поможет мне понять себя и мир и достичь неведомых другим сфер бытия. Уже тогда я спрашивала себя: не впаду ли в зависимость от этой машины?

Я поверила в свой станок — и создала его. Я научилась держать себя в руках и не бороться с воздействием станка. Когда я прекращала сопротивление и расслаблялась, станок смягчал и успокаивал меня.

Результаты тестов, проведенных на других людях, показали, что пресс-машина во многих случаях понижает активность обмена веществ в организме. Из 40 обычных студентов колледжа 60% сообщили, что пресс-машина доставляет им приятные ощущения и помогает расслабиться. Пресс-машина обеспечивает давление на участки тела, наиболее чувствительные для вызова «рефлекса кожного давления». Некоторые замечали, что пресс-машина оказывает расслабляющий эффект в течение 10-15 минут, а затем начинает раздражать. Очевидно, это оптимальный уровень стимуляции. Выяснилось также, что пресс-машина менее эффективна в жаркие дни или, наоборот, когда в комнате холодно.

Итак, увлечение станком помогало не только мне: моя машина способствовала расслаблению 60% из 40 студентов, принимавших участие в эксперименте. Я ощутила, что мое увлечение вполне оправданно.

В настоящее время пресс-машина постоянно используется в клиниках для коррекционного воздействия на аутичных и гиперактивных детей и взрослых. Лорна Кинг, педагог и директор Центра исследований нервного развития в Финиксе, штат Аризона, полагает, что это устройство способствует устранению гиперактивности. Она сообщает, что на следующий день после 20-минутного сеанса гиперактивный взрослый и чувствует, и ведет себя гораздо спокойнее. Хотя Лорна Кинг добилась немалых успехов, применяя в работе с аутичными детьми метод сенсорной интеграции, тем не менее она никогда не навязывает ребенку стимуляцию. Сильное давление, вестибулярная и тактильная стимуляции призваны помочь поврежденной нервной системе восстановить себя. Сенсорная стимуляция направлена на образование новых нейронных связей. Крысы, растущие среди множества предметов-стимулов — игрушек, лесенок и т.д., — впоследствии показывали более сильное развитие нейронов мозга, чем крысы, выросшие в обычных лабораторных клетках. Вестибулярная стимуляция, кроме того, ускоряет созревание нервной системы. У собак, подвергавшихся вестибулярной и тактильной стимуляции, были обнаружены более крупные, по сравнению с контрольной группой, вестибулярные нейроны.

Другой моей фиксацией, перенесенной из школы в колледж, стала символизация двери. Проходя через дверь, я как бы проигрывала принятое решение: например, решение закончить школу и поступить в колледж. Проход сквозь материальную дверь превращал абстрактное решение в реальное. Мои двери символически обозначали отрезки на пути по коридору времени. Я мыслила визуально и не могла представить себе эту абстрактную идею иначе чем с помощью зримых образов.

После двух лет учебы в колледже я вновь начала задумываться о будущем — об окончании колледжа и поступлении в вуз. Чтобы эмоционально подготовиться к этому и сделать символический шаг в будущее, я снова стала искать подходящую дверь. Дверца, открывающаяся на крышу спального корпуса, означала выход на новую территорию. Разумеется, лазить на крышу было запрещено — но это только придавало действию дополнительный символический смысл. «Ни одно стоящее дело не обходится без риска», — думала я. Если бы на крышу можно было лазить спокойно и не скрываясь, мой символ потерял бы значимость. Этими походами на крышу я в первый раз сознательно нарушила правила колледжа. Меня оправдывало лишь то, что без такого поступка будущее окончание колледжа и высшая школа так и не превратились бы для меня в реальность.

Снова, как в школе, я открыла запретную дверь. Я высунула голову, затем выбралась на крышу целиком. Снаружи было сыро и ветрено. Из разорванных облаков, осветив окрестности, выглянула луна.

До самого окончания колледжа я укрепляла свои решения относительно будущего с помощью этой двери. Дверца на крышу превратилась в удобный символ для сложных идей и труднообъяснимых чувств. В школе, перешагнув порог смотровой комнаты, я начала лучше учиться. Открыть дверь означало для меня как бы подписать контракт, где я обязуюсь стать лучше. Дверь превращала мои решения в реальность.

Я не сомневаюсь, что именно станок и символическая дверь помогали мне в моих научных изысканиях и в отношениях с людьми. А с последним по-прежнему были проблемы. Некоторые студенты называли меня «женщина-ястреб». Многие не хотели со мной общаться, даже когда я модно одевалась. Я не могла понять, что делаю не так. Сделать большой шаг вперед в отношениях с окружающими помогло мне участие в работе над «Вороньим обозрением» — нашим самодеятельным спектаклем. Вспоминая ранние школьные годы, когда мое общение с товарищами ограничивалось стычками и потасовками, я видела, что сделала огромный шаг вперед. Именно я сколотила и раскрасила едва ли не половину всех декораций. Соученики уважали меня за творческие способности. Я узнала, что наладить контакт с человеком легче, когда мы вместе заняты каким-то интересующим нас делом.

Летом своего первого года в колледже я работала в больнице для детей с эмоциональными проблемами. Там я познакомилась с семилетним Джейком. Он заинтересовал меня: в нем я увидела свои черты. Как я в детстве забиралась под покрывало и обкладывала себя подушками, так и он даже в самые жаркие дни ходил, завернувшись в одеяло. Хотя Джейка и не считали аутичным ребенком, определенные аутистические черты у него, безусловно, были. Большую часть времени он не обращал внимания на других людей: не смотрел на них и к ним не прислушивался. Его привлекали только механизмы. Он умел говорить, но в ответ на требования типа: «Сядь, Джейк!» часто кричал или визжал. В то лето я провела с ним много времени. Мы разговаривали о механизмах, и я, открывая дверь в тайный мир Джейка, чувствовала себя в роли мистера Карлока. Иногда мне удавалось привлечь его внимание к людям, но для этого требовалась долгая предварительная беседа о всяких механических приспособлениях. Иначе Джейк вообще отказывался разговаривать.

Как правило, специалисты отказываются поощрять фиксации. Однако многие фиксации у детей аутичного типа необходимы им, чтобы уменьшать излишнее напряжение нервной системы. Концентрация на своем увлечении позволяет заблокировать воздействие других стимулов, с которыми такой ребенок справиться не может. Как известно, монотонная стимуляция способна успокоить при волнении и обычного человека.

К сожалению, многие специалисты и люди, изучавшие психологию, уверены, что потакание фиксациям может нанести ребенку непоправимый вред. Я не думаю, что это всегда верно. Фиксация есть просто увлечение или привычка «в превосходной степени». Пока увлечение не выходит за пределы нормы, его называют упрямством; когда же оно захватывает ребенка целиком, к нему приклеивается ярлык «фиксация». Однако определенные увлечения полезны. А упрямство — оборотная сторона настойчивости, необходимой в достижении целей. Привычки и увлечения аутичных людей те же, что у нормальных, но у первых некоторые привычки и увлечения выходят за рамки обычного.

Помню, что в детстве болезненная стимуляция была мне в каком-то смысле приятна. Очевидно, то же ощущают дети, причиняющие себе боль. Возможно, их аутостимуляцию можно направить в более позитивное, не столь саморазрушительное русло. Не исключено, что таким детям могла бы помочь моя машина. Быть может, научившись получать удовольствие от пресс-машины, ребенок перестанет, например, кусать себя за пальцы. Недавние исследования на животных показали, что аутостимуляция и стереотипное поведение уменьшают у них нездоровое возбуждение.

Стереотипное поведение снижает уровень кортизола (гормона стресса). У аутичных детей сверхактивная нервная система. Симптомы аутизма и сенсорной депривации схожи. Сенсорно депривированные люди и животные также обладают сверхчувствительной нервной системой и как результат — пониженным порогом чувствительности к сенсорным стимулам. При использовании пресс-машины ребенок, возможно, узнает, что существует интенсивная, и вместе с тем приятная стимуляция. Конструкция станка такова, что ощущения при его использовании во многом похожи на ощущения от ласковых объятий — поэтому, привыкнув к машине, ребенок будет легче принимать ласку от людей. Первым шагом станет привязанность к машине, вторым — привязанность к человеку. Этот первый шаг важен, так как станок, в отличие от человека, поддается контролю ребенка.

Если же ребенок наносит себе физический вред, его, конечно, следует остановить. Но другие типы фиксаций не всегда нуждаются в искоренении. Иногда с их помощью можно установить контакт с ребенком, как в случае Джейка. Вполне возможно превратить негативное действие в позитивное. Думаю, моя пресс-машина могла бы оказать Джейку огромную помощь.

Недавно я стала переписываться со взрослой аутичной женщиной, страдающей неконтролируемыми приступами ярости. В ее письмах ясно сквозит жажда тактильной стимуляции. В описаниях она использует «тактильные» выражения: «мягкий», «пушистый» и т.п. Ее привлекла идея пресс-машины. Возможно, моя машина сможет помочь и ей.

Однако в то время использование пресс-машины превратилось в предмет постоянных пререканий с родственниками, друзьями и психотерапевтами. У меня даже пытались ее отобрать. В конечном счете они причинили мне реальный вред: у меня развился комплекс вины — как будто в моей машине было что-то грязное и недозволенное. Немало лет потребовалось мне, чтобы преодолеть эти чувства и принять свою машину полностью.

С другой стороны, чем больше окружающие возмущались моей машиной, тем сильнее росло мое стремление доказать, что она приносит практическую пользу. Именно их неодобрение заставило меня направить свое увлечение в конструктивное русло.

Все два года в колледже сопровождал меня и символ двери. Свои страхи перед будущим я поверяла дневнику. Я не знала, готова ли к дальнейшему движению вперед, однако с нетерпением ждала «следующей двери» и перехода к новому опыту. В колледже я порой чувствовала себя, как в тюрьме. В каком-то смысле это так и было — только колледж был тут не при чем. Разумеется, я стремилась учиться, развивать самоконтроль, налаживать отношения с людьми, готовилась сделать следующий шаг к свободе и к будущему. Однако жизнь двигалась по кругу, и я понимала, что прошлое нельзя оставить позади. Дверца на крышу колледжа — лишь распространение на новую ситуацию прежнего символа, найденного в Вороньем Гнезде в «Горной стране». Этот символ был связан в моем сознании с вхождением в жизнь и общение. А станок — способ больше узнать о собственных эмоциях. «Жить» и «учиться» — эти понятия неразделимы, и лишь вместе они дают полноту.

Учеба в колледже подходила к концу. Близились выпускные экзамены. Я старательно занималась, делала большие успехи в отношениях с товарищами и уже чувствовала возникновение в себе внутренней гармонии. Одно из последних моих сочинений, написанных на семинаре по семье и браку, ярко иллюстрирует мои страхи, надежды и мечты.

Итак, от меня требуется сочинение на тему: «Чего я жду от брака?» Я могу «накатать» две страницы теоретических рассуждений, а могу написать правду о себе. Думаю, глупо будет переводить бумагу на приглаженную чушь — Вы же прекрасно поймете, что это чушь и что я так не думаю. Я не стремлюсь воплотить в жизнь теоретическую идею брака: в конце концов, теории — это одно, а жизнь — совсем другое. Не знаю, стоит ли мне писать о том, что я чувствую на самом деле, — это всегда рискованно. Много раз я открывала другим свои секреты, а назавтра они, искаженные и перевранные, разлетались по всему кампусу, и мне хотелось провалиться сквозь землю. Но если я не смогу поверить Вам, то, наверное, не научусь доверять никогда и никому. Поэтому я решилась рассказать правду. Буду очень благодарна, если после прочтения Вы вернете это сочнение мне назад или уничтожите, чтобы мои «военные тайны» не могли попасть в руки людей, для которых они не предназначены. А ТЕПЕРЬ ВНИМАНИЕ!

Я родилась на этой планете, чтобы создать устройство или разработать метод, которые помогли бы людям взглянуть на себя и научиться доброте и мягкости. Для меня это очень важно, потому что мне самой, чтобы научиться сопереживать другим, понадобилось такое устройство. Всю жизнь я мечтала о том, как изобрету машину, которая научит меня быть мягкой и нежной, — и наконец создала модель, взяв за образец станок для скота.

С самого детства и почти до настоящего времени (это изменилось всего несколько лет назад) машины интересовали меня больше людей. Я закрывалась от всех и до четырех лет даже ни с кем не разговаривала. Для такого состояния есть высокоученое название — аутизм. Я и сейчас увлекаюсь машинами — особенно механизмами, которые каким-либо образом помогают мне взаимодействовать с людьми.

Благодаря использованию станка, о котором я размышляла с раннего детства, я научилась чувствовать. В школе, вместо того чтобы заниматься, я часами придумывала свою чудесную машину. Учиться мне было неинтересно, пока я не поняла, что для создания машины, которой мне так не хватало в детстве, нужны знания.

Вы, возможно, спросите: какое отношение все эти рассуждения имеют к моим жизненным целям? Огромное! Не знаю, Бог, случай или что-нибудь еще, но мой генный набор оказался созданным таким, каков он есть; а затем произошло нечто, разъединившее в моем мозгу «провода», отвечающие за привязанность к матери и другим любящим людям. Только став взрослой и многому научившись, я сумела восстановить эту связь. Возможно, Бог или судьба хотели, чтобы, стремясь помочь себе, я открыла способ оказывать помощь и другим. Ведь по-настоящему проверить, действует ли мое изобретение, я могла лишь одним способом — испытать его на себе.

Даже сейчас, уже сконструировав и используя пресс-машину, я порой чувствую к ней неприязнь и страх. Само ощущение давления приятно, но чувства, которые оно вызывает, зачастую болезненны. Мне до сих пор трудно принять собственные эмоции. Больше всего я боюсь, что чувства возьмут надо мной верх, и я уже не буду хозяйкой собственной судьбы. Вот почему меня пугает замужество. Для меня гораздо важнее разработать свой метод и помочь страдающим людям, чем выйти замуж и «быть, как все». В семье женщина — всегда подчиненная сторона. Я еще не видела семьи, которую могла бы считать для себя образцом. Если я смогу выйти замуж, то только если и я, и мой муж будем заниматься наукой.

К сожалению, в обществе до сих пор существует предрассудок против женщин. Это заметно даже в нашем кампусе. Руководство относится к своим подчиненным-женщинам, как к каким-то тупицам. Женщин не уважают. Может быть, именно такое пренебрежительное отношение заставляет меня отказаться от брака и от интимных отношений.

Хочу подчеркнуть: моя пресс-машина создана не для того, чтобы подчинить человека какому-то учению, предлагаемому обществом; она призвана помочь человеку разобраться в собственной душе и прийти в согласие с самим собой, может быть, даже приблизить его к Богу и научить думать не только о своей выгоде. Я не ищу ни известности, ни денег. Если бы для того, чтобы мое изобретение использовалось во всем мире, мне пришлось отдать машину и все возможные выгоды от нее в руки чужих людей, я бы сделала это без колебаний.

Но увы! Я не хочу, подобно Б. Ф. Скиннеру в его книге «Уолден-2»*, становиться рабом своей идеи, особенно сейчас, пока она еще никому не известна. Только когда она заслужит признание, я смогу с чистой совестью наслаждаться жизнью. Если бы не эта идея, осветившая всю мою жизнь, я была бы ничем. Только ради ее воплощения я старательно училась в школе. И сейчас я порой расстраиваюсь от того, что мне не всегда хватает необходимых для работы математических знаний.

_________

* Скиннер Б. Ф. — известный американский психолог, представитель школы бихевиоризма. В своей книге-утопии «Уолден-2» описал «идеальное» общественное устройство, основанное на принципах «научной психологии». Название «Уолден-2» представляет собой аллюзию на название популярной книги Торо Г. Д. «Уодден, или жизнь в лесу» (1854 г.), в которой также представлена концепция жизни, альтернативная «цивилизации потребления». — Прим. ред.-консульт.

Что ж, мистер Вебер, мое сочинение подходит к концу. Я могла бы написать две страницы гладкой, отлично оформленной чуши, а написала три страницы правды. Сбивчивой, неряшливой, с кучей ошибок, но — правды. Эта тема важна для меня, и я не хочу прятаться за пустыми словами. Надеюсь, я не зря доверилась Вам, и Вы не станете ни с кем обсуждать мое сочинение.

Мистер Вебер написал внизу: «Отлично! Спасибо. Вы, как всегда, идете своим путем. Я верю, что с такими задатками Вы добьетесь своей цели».

Вот и пришел великий день! Выпуск 1970 года. Звание бакалавра по психологии и Салютующей* класса.

__________

* Салютующая/Салютующий (в оригинале Salutatorian ). Почетное звание в учебных заведениях США, Присваемое перед выпуском за достижение второго места по успеваемости (устанавливается обычно по среднему баллу оценок). — Прим. перев.

Настало время открыть дверь, ведущую в будущее. Я поднялась по лестнице колледжа и стояла перед новым порогом — порогом высшей школы.

После торжественной выпускной церемонии я в последний раз поднялась на крышу — на этот раз не таясь и не опасаясь наказания. Я укрепила на крыше библиотеки символ, напоминающий о преодолении еще одного жизненного порога, — металлический диск, украшенный надписью: « Saxum . Atrium . Culmen ». В очень приблизительном переводе это означает: «Преодолей все препятствия на пути к вершине». Я поднялась по одной лестнице и готова была начать восхождение по следующей.

Слово «выпуск» означало для меня новое начало. Выход на крышу — символ поступления в вуз. В память о моем достижении мама подарила мне золотой медальон с надписью: «Перешагни порог».